"Мы были детьми врагов народа, нас было не жалко..."

В фонде отдела краеведения появилась книга в дар "Мамочкино кладбище". Автор идеи: доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент НАН РК Нурлан Орынбасарович Дулатбеков. Книга издана в рамках научно-просветительского проекта "КАРЛАГ: память во имя будущего" академии "Болашак". Книга на трех языках: казахский, русский, английский. В ней собраны архивные документы и снимки. И списки детей - жертв политических репрессий, "только рожденных и сразу осужденных".

Летим в неизвестность, как семена, по пустыне. Где-то, где-нибудь, в щелочке, трещинке, ямке случайно застрянем. А прольется ласка да внимание живой водой, прорастем... Можем и не прорасти, а навсегда кануть в неизвестность.
Анатолий Приставкин

"Зловещее место": В поселке Долинка с 1931 располагалось Управление Карлага и одно из крупнейших полеводческих отделений лагеря (ЦПО). Здесь же находился роддом для заключенных женщин. Дети, рожденные ими, содержались в детгородке-яслях ("Мамочкин дом", "Мамкин дом") до достижения возраста двух-трех лет. Детская смертность была высокой. Умерших детей хоронили недалеко от детгородка, который находился на окраине поселка. Хоронили, как правило, в братские могилы, без гробов. Иногда место захоронения вообще не отмечалось. Такие вот получались детские судьбы: вначале «мамочкин дом», потом «мамочкино кладбище».

Дети умирали от голода каждый день.  Горе ни на секунду не покидало это проклятое место. Здесь хоронили детей, родившихся и умерших в лагере. На самом деле территория захоронения гораздо больше. Громадное, размером в 20 стадионов, детское кладбище.

Новорожденных отбирали у матерей и сдавали в Детские комбинаты. И там были вахты, ворота, бараки, колючая проволока. Они ничем не отличались от обыкновенных зон. В Карлаге существовало семь таких учреждений. По данным архива, в таких домах детская смертность была очень высокая. Например, в 1941-1944гг. погибло 924, а в 1950-1952гг. - 1130 детей...

«Мамочкино кладбище» - огороженный низким аккуратным заборчиком клочок земли и представляющий собой территорию с маленькими железными крестами, воткнутыми в землю. Издалека их почти не видно. Только подъехав ближе, можно увидеть табличку с названием кладбища. Не прочитав ее, ни за что не догадаешься, кто здесь захоронен. Когда оказываешься здесь, шок наступает сразу – из земли торчат железные прутья - кресты, куски арматуры... И серое безмолвное  небо... Читаем надпись на табличке у одного из железных крестов: «Чижова Зина, дата рождения и смерти – 17 августа 1949 года». Жизнь длиною в один день. Разглядываем остальные фамилии – Буштинская, Гопенко, Рейхер, Степанов, Подлесная…. Как же так получилось, что детей разных национальностей объединил не праздничный фестиваль дружбы народов, а место вечного упокоения? Очевидно одно – грязное пятно с совести тех, кто создал адскую машину смерти под названием «Карлаг», веками не отмоется.

"Мамочкино кладбище" явно отличается от других кладбищ, тем самым вызывая интерес у приезжих людей. "Одна из могилок сильно выделяется на фоне других. Недавно ее облагородили, установив там окрашенную в голубой цвет оградку с крестом. Как говорят старожилы, это сделали некие приезжие люди, спустя годы отыскавшие могилку своего ребенка".

...Искалечила сиротская жизнь и меня. Стоит ли говорить о детдомовских голодных годах, о том, как я умирала от малярии и воспаления легких; или вспоминать, как уже позже меня с отличными оценками не принимали ни в один из вузов, а потом все годы учебы не давали койку в общежитии?

С. Рыскулова, дочь

"Зимой не топили. Детей мы сами мертвых выносили. Много умерло. Хоронили детей в деревяных бочках. Гробов на них не выделяли".

Эта книга о тех детях, которых коснулись "окаянные дни" вынужденного сиротства в годы большевистских репрессий, которым с лихвой досталось.

Мать осудили 24 марта 1941 г. на 6 лет лагерей и 4 года поражения в правах. 15 июня 1941 г. ее вывезли из Ленинграда. Срок свой она отбывала в Карагандинских лагерях.

Пережить нам пришлось много: очереди в приемной «Большого дома», чтобы узнать, где она содержится, и очереди для передачи денег (раз в месяц) на Шпалерной улице. Узнали, что у нас в стране нет политического кодекса, есть только уголовный кодекс с политической статьей «58».

Первое время мы не чувствовали себя униженными, жизнь шла нормально, мы учились, но стали голодными. Я не могу говорить о том, что знакомые от нас отвернулись. Люди нас не избегали при встрече, но в дом не ходили. В нашем престижном доме нас жалели, старались подкормить, жертвовали няне иногда деньги. Но все равно мы жили впроголодь, поэтому в блокаду умерли брат, сестра и няня. Я осталась одна. Моя мать была в Карлаге до 1943 года, потом в ссылке. В 1957 г. она была реабилитирована, но я все равно чувствовала себя иногда изгоем нашего социалистического общества.

(из воспоминаний Кривошеиной Марины Борисовны ).

Призываю книгу прочитать, увидеть, узнать, потому что в ней живая память о людях и судьбах; история времени государственного террора в СССР, когда "одних требовалось уничтожить, других – отправить в лагеря, третьих – запугать и подавить"; правда о жертвах преступления против народов, против человечества и человечности, которые не имеют срока давности и прощению не подлежат.

Воропаева Т.В., отдел краеведческой литературы.